Таковы лишь некоторые процессы, которые обусловили столь значительный рост уровня самоубийств за годы существования тоталитарного режима в первой стране победившего социализма.

В целом, в 30-70-е гг. ХХ в. в СССР тема самоубийств была плотно закрыта не только для общества в целом, но и для научной общественности. Считалось, что советский человек не способен на суицид. В этот период проблема суицида изучалась исключительно в медико-биологическом аспекте. Более того, идеологические концепции постоянно оказывали существенное влияние на развитие советской психиатрии. Одной из таких концепций являлось декларирование лозунга об отсутствии в социалистическом обществе основных социальных условий для возникновения психических нарушений, в том числе и суицида.

Следует отметить, что самоубийство было не единственным явлением негативного свойства, нарушающим безоблачную картину советской действительности, однако иные социальные девиации нельзя было, подобно самоубийству, полностью отнести за счет личностной патологии. Чрезвычайно удобным для системы оказалось представление о суициде как о проявлении душевного расстройства; самоубийство, таким образом, становилось в ряд узко профессиональных проблем.

Сведения о распространенности самоубийств, сравнительно-статистические выкладки были полностью закрыты для гласности, как в прочем и моральная статистика в целом. Закрытой стала, естественно, и информация о подобных исследованиях за рубежом. В то время как на Западе научные публикации по проблемам суицидологии становятся в послевоенный период все более многочисленными, в отечественной литературе подобные работы единичны и посвящены суицидам в психиатрической клинике.

Если судить по изданиям энциклопедических словарей в этот временной интервал, то получалось, что проблемы, как и самого понятия «самоубийство», как бы не существует. Лишь в конце 1960-х гг. ею занялись как социальной проблемой в Московском НИИ психиатрии и во ВНИИ МВД СССР.

Публикация статистики самоубийств для широкой общественности в СССР возобновилась лишь в 1988 г. Замалчивание проблемы суицида или стремление полностью выхолостить его социальную подоплеку нанесли серьезный ущерб отечественной теории и практики противодействия данной социальной аномалии. Засекреченность статистических данных, идеологически заданный характер изучения феномена самоубийства лишь в рамках психической патологии определяли единственно разрешенное направление суицидологических исследований - исследование клинических аспектов самоубийства. Помимо методологических затруднений и непременных искажений научных результатов, подобный подход практически исключал возможность оказания адекватной медико-социальной помощи кризисным пациентам, делал весьма проблематичной их социальную реадаптацию.

Увеличение случаев добровольного ухода из жизни особенно в крупных городах страны в середине 1970-х гг. вынудило власть отказаться от практики замалчивания и игнорирования самоубийств как явления.

Был создан Всесоюзный научно–методический суицидологический центр. С этого времени в советской психиатрии началась постепенная смена взглядов на причины суицидального поведения. Согласно концепции А.Г. Амбрумовой (1974 г.), самоубийство стали рассматривать как следствие социально–психологической дезадаптации (или кризиса) личности в условиях переживаемых ею микроконфликтов.

В Москве в середине 1970-х гг. была создана превентивная суицидологическая служба. В ее компетенцию входило оказание специализированной медицинской и психиатрической помощи нуждающимся в суицидологической превенции. При этом звенья службы для реабилитации кризисных пациентов, не страдающих душевными заболеваниями, были развернуты вне психиатрических учреждений: амбулаторные подразделения, кабинеты социально-психологической помощи - в территориальных поликлиниках; кризисный стационар - в стенах городской больницы «скорой помощи». Было открыто также отделение экстренной терапевтической помощи – «телефон доверия».